«Научиться делать людям больно - легко. Намного труднее научиться помогать людям избавляться от боли»

Дмитрий КОРОВИН, действительный член международной организации натуропатов и диетологов, мастер восточных боевых искусств 

Будущий врач

Я родился и вырос в Караганде, мой папа входил в тамошнюю, как сейчас говорят, «элиту города». К нам домой часто приходили играть в шахматы директора заводов, ректоры институтов, сотрудники КГБ, МВД и прочие руководители. Я сам однажды видел, как он, завязав себе глаза и стоя к игрокам спиной, уверенно обыграл одновременно троих. 

Когда я оканчивал школу, он позвал меня к себе на беседу о моём будущем. «Куда бы ты хотел поступить?» - спросил он. Я ответил, что пока ещё точно не определился. Сам, мол, не знаю: или на филфак, или на иняз, или в физкультурный. Тогда папа сказал: «Никаких проблем, сын мой. Ты же знаешь, что все они постоянно приходят к нам играть в шахматы. Я со всеми договорился, и тебя нигде не примут. Тогда куда поступать, спрашиваешь? Конечно же, в медицинский! С ректором медина я не знаком, так что готовься и поступай, как все».
Мои репетиторы были мастера с большой буквы, они легко и с юмором выжимали из меня все соки. Вступительные экзамены после их подготовки оказались не такими уж сложными, и вскоре я стал «будущим врачом». В нашем институте преподавали специалисты из эвакуированного еще во время войны ленинградского медицинского института. Они ходили, опираясь на тросточку, в идеально отглаженных халатах, из-под которых виднелись строгие костюмы с многочисленными орденскими планками. Как люди, прошедшие войну, они держали нас, что называется, в ежовых рукавицах. И мы зубрили, зубрили и зубрили. Родители вовремя подкладывали мне для чтения очень интересные книги и рассказы о врачах, а также написанные врачами: Чехов, Куприн, Булгаков... У меня до сих пор хранятся учебники, по которым учился мой знаменитый дед Дынин, известный в своё время хирург и почётный врач Алтайского края. А из зарубежных врачей моим кумиром был тот самый Эсмарх, который прославился далеко не только своей кружкой. А что уж говорить о знаменитом аргентинском враче Эрнесто Гевара, который впоследствии получил прозвище «Че». 

Шерлок Холмс и Доктор Ватсон

Пока я учился, отца перевели по работе в Актобе. Поэтому я тоже переехал и продолжил обучение уже в актюбинском мединституте. После его окончания у меня был выбор: либо по распределению ехать психиатром в районную больницу в Уральскую область, либо оставаться в городе, но в судебно-медицинской экспертизе. Отец, помню, сказал: «Ну вот и здорово. Будешь Шерлок Холмс и доктор Ватсон - два в одном». И у меня тогда был важный аргумент - дочь, Сашка, маленькая была, два года ей всего исполнилось. Вот поэтому я остался в городе. 

Наш кабинет в Бюро судмедэкспертизы представлял собой большое такое помещение, комнату, где за столами сидело десять человек. И там все случаи, конечно же, всегда обсуждались хором. С одной стороны, это поднимало профессионализм, обогащало опыт. С другой стороны, у всех было хорошее чёрное чувство юмора, которое развилось потом и у меня.

У нас был график: столько-то дней надо дежурить в «моржке», как мы ласково называли морг, проводить на круглосуточном дежурстве по городу, сидеть на освидетельствовании и столько-то дней выезжать в командировки на место преступления. Бывало так: садишься ужинать, мама нажарила котлетки, а тут звонок в дверь. Здравствуйте, извините, вот так и так, нужно ехать на место происшествия. Ну, поехали, приехали, а там пожар был, кто-то сгорел, со всеми сопутствующими запахами. Возвращаешься домой, на столе жареные котлетки стынут…Собираешься поздно вечером принять ванну, только ногу в воду опустил, звонок в дверь. Опять ехать. Едем, а там утопленник или утопленница, и после увиденного в ванну лезть как-то уже не особенно хочется. 

Работа в общем была такая, что я стоял перед выбором – или «водку пьянствовать» со всеми, или уйти оттуда. Тем временем наступил 1985 год, перестройка, всё такое прочее, в том числе «сухой закон». И запретили пить на рабочем месте. Тогда все стали спортсменами - в обед надевали на себя спортивную форму, вешали сумку спортивную на плечо, полотенце на шею и бежали к речке на Кирпичный. Там все «плавали», а после обеда возвращались уже навеселе. Речная вода, видать, как-то действовала. Наш начальник сначала пытался с этим бороться, но потом тоже решил стать спортсменом. И, когда он однажды таким образом перетренировался, я дал ему на подпись заявление об увольнении по собственному желанию. Ему было всё равно, что подписывать, я ему пальцем ткнул, он подписал, и всё.

Творческая лаборатория боевых искусств

Ещё с самого начала работы судмедэкспертом я хотел работать в спортивном обществе «Динамо» и не раз пытался устроиться туда. Однако Валерий Иванович Лойко, председатель областного совета, каждый раз отвечал, что вакансий нет, так как у них уже достаточно своих специалистов. Реализовать свою мечту мне помог случай, после которого я, наконец, получил должность. Мне выделили стол в кабинете, в котором сидели все тренеры -  по баскетболу, по волейболу, аэробике и другим видам спорта. У них была своя старая компания, и они вели себя вполне вольготно: ходили по кабинету в трусах, там же переодевались, ели, шумели, травили анекдоты с юмором ниже пояса. Я же погружался в работу, изучая медицинские книги и техники боевых единоборств, что-то выписывал, систематизировал. Меня назначили инструктором городских подразделений внутренних дел, сотрудники которых с утра приходили на занятия, но чаще там играли в разные спортивные игры, чем занимались боевой подготовкой. При этом уровень преступности в Актюбинской области достигал значительных цифр. И однажды Валерий Иванович, в ярости, построил всех и сказал: «Вы что, в волейбол хотите обыгрывать преступников?! Один час занимайтесь боевым самбо, а потом делайте, что хотите. Хватит болтаться, я нашел вам отличного инструктора, он из вас душу-то выбьет!» 

Спортом серьёзно я начал заниматься с детства, лет с 12, а в секцию каратэ записался в 19, ещё в 1979 году, нам преподавали очень жёсткое боевое каратэ. Я выполнил тогда «советский» норматив кандидата в мастера спорта по каратэ, ещё у меня была хорошая подготовка по вольной борьбе и дзюдо, поэтому всех этих знаний и навыков тогда хватило с запасом, чтобы «выбить душу» из расслабленных милиционеров и сделать их действительно боевыми сотрудниками. 

Это была целая творческая лаборатория, которую тогда Валерий Лойко задокументировал, как «Центр специальной подготовки инструкторов боевого самбо и рукопашного боя».  Так, кажется, это называлось. Мы подготовили несколько чемпионов личного и командного первенства области и республики по боевому самбо. 

Украина

Почти сразу после моего распределения родители переехали в Одесскую область, курорт Сергеевка на берегу Чёрного моря. Друг и бывший однокурсник отца стал министром автотранспорта Молдавии и позвал его к себе. В украинской Сергеевке Молдавия ещё со сталинских времён арендовала земли под многочисленные санатории и дома отдыха для своих граждан. Отец построил там полностью с нуля автобазу, а потом ею руководил. Мама стала директором дома отдыха «Приетения».

Я к ним первое время приезжал каждый год, сначала на каникулы, потом в отпуск. Ну, а в 1990-м году переехал уже совсем. Мы с моими учениками организовали учебно-методический центр «ЦзиньУ», где изучались и разрабатывались прикладные и оздоровительные аспекты различных боевых искусств. Там же провели шесть всесоюзных семинаров, в том числе с привлечением зарубежных мастеров.

Но однажды я понял, что научиться делать людям больно - легко. Намного труднее научиться помогать людям избавляться от боли. Мой учитель сказал мне однажды, что, обучая людей боевым искусствам, я приношу тройной вред: своему ученику, потому что его тёмная сущность, не имевшая силы, стала сильнее, и теперь он может реализовать своё зло; людям, которые теперь пострадают от общения с ним; и себе, потому что это я с искренним, но глупым сердцем сделал его таким. Поэтому, в дальнейшем я постепенно вернулся к исключительно оздоровительной и лечебной практике. Занимался частной медицинской практикой в Беларуси, России, Чехии, Польше, Украине, в Казахстане, Грузии, Абхазии.

Война

Я познакомился со своей женой Настей в интернете. У меня в то время был такой творческий подъем: я играл на гитаре, писал стихи и песни. И моя дочь Сашка в шутку разместила на каком-то сайте объявление: «Кто хочет познакомиться с очень талантливым поэтом?»  И, на самом деле, мне стали писать разные особы, которые, в основном, правда, ограничивались пустой болтовнёй или кокетничаньем. Но одна девушка действительно прочитала все мои стихи, это я понял после первых минут общения. Завязалось серьёзное знакомство. Потом она приехала ко мне в Украину, и мы с ней расписались в одесском ЗАГСе. Мы успели походить на Чёрное море, поесть местных креветок, запивая их местным же вином, погулять, отдохнуть. Было лето 2021 года.

А в конце зимы следующего года началась война. Мы, помню, стояли дома у окна, и увидели, как на очень небольшой высоте летит военный самолёт. Он пролетел вдоль берега лимана и вдруг стал бомбить село Беленькое, где стояла военная часть, куда брали ребятишек и распределяли в армию. От взрывов бомб и начавшегося пожара ночью стало светло, как днём. Потом была ковровая бомбардировка в Шабо, только не по самой деревне, а там, где были войсковые части. Днём наш знакомый депутат повел нас показать бомбоубежище. Оно было полно людей с детьми, с колясками, на полу валялись матрасы, еда, дети плакали... Настя тогда тоже заплакала, потому что пришло понимание: всё, происходящее с нами, – не сон.

На следующий день объявили воздушную тревогу, зазвучала сирена, нам надо спускаться в бомбоубежище. Мама говорит: «Я не дойду, поэтому никуда не пойду». Я говорю: «Ну, тогда и я никуда не пойду, но что делать-то будем?». Мама говорит: «А пойдёмте чай пить». И мы садились и пили чай. А когда слышались взрывы, то я переводил маму в ванную комнату и там ставил стул, усаживал её, накрывал пледом, как будто плед мог спасти, если что. И мы сами там тоже оставались, потому что самая защищённая часть квартиры - это ванная. Но когда дом начинал подпрыгивать от взрывов, то это уже, конечно, было очень страшно. Под окном, возле дома буквально на другой стороне улицы, стояла ракетная установка ПВО, что, конечно, было очень «оригинально», потому что, если бы на эту ракетную установку прилетела еще одна ракета, то и от нашего дома бы ничего не осталось, как это случилось с соседним девятиэтажным домом. Там ещё был небольшой рынок, куда мы ходили за свежими продуктами в совсем недавнее мирное время...

Немного позже я увидел незнакомых мне людей, которые ходили по Сергеевке, странно одетых, с очень колючими внимательными глазами. Нам рассказали друзья, что это приехали националисты, которые искали людей, пророссийски настроенных. Были случаи: когда люди ехали в машине, их спрашивали, как переводится какое-нибудь слово по-украински. Если люди не давали перевод, могли запросто расстрелять всех сидящих в машине. Составляли списки неблагонадежных, а Сергеевка почти вся была русскоговорящая, любой мог попасть в этот список.
Мы стали искать возможность уехать. Нужно было найти машину, которая поедет в Молдову, и деньги, чтобы за неё заплатить. И тут неизвестно какой из богов вмешался, но буквально за несколько дней до войны я получил по почте письмо от своего давнего друга из Актобе, в котором он указал все свои контакты. Мы тогда созвонились, проговорили несколько часов, договорились, что он приедет ко мне с семьёй в Одессу будущим летом. А когда началась война, он сразу написал мне в WhatsApp, узнать, жив ли я ещё. Я рассказал ему о своей проблеме, и он в тот же день перевёл мне необходимую сумму денег на карточку. От знакомых я узнал, что один из частников на следующее утро собрался ехать на своей маршрутке в последний раз в Кишинёв, в Молдову. Мы успели договориться с племянником и временно оставить на его попечение маму (чтобы позже, обустроившись, забрать её к себе), а сами быстро собрались в дорогу. Из Молдовы поехали дальше в Германию. 

Германия

В Германии мы приехали в город Регенсбург, недалеко от чешской границы. По приезду мы, не зная языка, ночью добрались до первого лагеря для беженцев. Там нам сразу выдали еду, воду, средства гигиены – всё необходимое: мы были просто в шоке от того, как к нам хорошо отнеслись. Потом поехали в город, где живёт мой бывший одноклассник, он перевёз нас во второй лагерь, где всё было намного удобнее. Позже мы стали получать пособия. Трудно было только потому, что маму мы смогли привезти сюда только через полгода - мы приехали в марте, а мама приехала осенью. Сейчас мы все вместе живём в доме беженцев из бывшей Югославии.

О натуропатии

Интерес к лечению формировался у меня с раннего детства. Со слов бабушки и моей мамы я знал о том, что мамины предки в нескольких поколениях занимались лечением. Моя бабушка учила меня, как пользоваться разными целебными растениями, в их старом алтайском доме на гвоздях висели аккуратно развешанные ароматные пучки высушенных трав. 

Когда я уже был студентом, у меня в комнате под кроватью тоже стояла большая картонная коробка с пачками сушеных трав, которые уже я с удовольствием раздавал своим друзьям, с рекомендациями о том, как можно ими лечиться без таблеток. 

С тех пор народные методы лечения незаметно стали неотъемлемой частью моей практики, которые окончательно сформировались под влиянием китайской философии и медицины. Как только ни пытались меня «классифицировать» мои пациенты! Называли и диетологом, и массажистом, и травником, и специалистом по иглоукалыванию, и цигун, и т.д., и т.п. Для меня поначалу это казалось неважным, но, когда я переехал в Германию, то услышал слово «Натуропатия». Оказалось, что её основателем является мой нынешний земляк Бенедикт Луст. Он родился в далеком 1872 году недалеко от Штутгарта, где мы сейчас и живём.  Всю свою жизнь, несмотря на значительное сопротивление официальной медицины, он активно продвигал идеи натуропатии в своих лекциях и книгах. Сегодня Луст по праву является одним из апологетов современной натуропатии. Вот и сейчас натуропатию очень почитают на севере Германии и с некоторой опаской относятся на его родине - южной части Германии.

Узнав обо всём этом, я, наконец, понял то, чем же, в конце концов, занимаюсь. Ведь натуропатия означает не что иное, как лечение природными средствами. А это значит, что натуропатией веками занимались о всех странах до появления аптечной медицины, тоже в конце 19 века, когда немецкий также аптекарь Фридрих Сертюрнер впервые выделил из опиума морфин, что и положило начало развитию фармакологии.

И эта конкуренция продолжается до сих пор. Но рано или поздно противоположности объединяются и дополняют друг друга. И главным принципом этой общности, как мне кажется, служит классическая мудрость «Прежде всего - не навреди»! Ни пациенту, ни себе, ни медицине, которую ты представляешь, ни своей карме. Как я уже упоминал в самом начале, научиться делать людям больно - легко. Намного труднее научиться помогать людям избавляться от боли. 

И что бы ни говорили, как бы ни спорили, но все мы - часть нашей природы, и пользуемся тем, что она нам дает. Ибо, как говорил Иоганн Вольфганг фон Гёте: «Die Natur hat jederzeit recht» - Природа всегда права.

Беседовал Марат ТАНКАЕВ