«Если подзащитный не признает свою вину, адвокат должен добиваться оправдательного приговора»

Сергей МАКОВ, член Актюбинской областной коллегии адвокатов, награждён медалями «За профессионализм», «Заслуженный деятель адвокатуры Республики Казахстан»

Школьная мечта

Стать адвокатом мечтал, еще будучи в школе. Но, в силу того, что я человек сомневающийся в себе, то решил, что после школы, наверное, не поступлю. Был очень высокий конкурс на юридических факультетах, их всего было раз-два и обчёлся в Советском Союзе. И я поступил в авиационное училище. Это была хорошая школа жизни: я получил и профессию, и офицерское звание, но когда приехал и начал работать здесь в авиапредприятии, то довольно быстро понял, что это не моё, и вспомнил свою школьную мечту. Меня поддержали коллеги, которые работали со мной в одной смене, и мы просто взяли и чуть ли не с рабочего места улетели на самолете, который тогда курсировал между Актобе и Оренбургом. Сразу подали заявления в Оренбургский филиал всесоюзного юридического заочного института. Конкурс был порядка 30 человек на место, шансов поступить почти не было, но вдруг, перед самым экзаменом поменяли всю приемную комиссию. После первого же письменного экзамена много абитуриентов отсеялось, потом ещё, и вот так я стал студентом этого института, который успешно закончил в 1990 году.

Окончив институт, пришёл на трясущихся ногах в областную коллегию адвокатов, где была председателем президиума Якубенко Раиса Ивановна. Она посмотрела мой диплом, сказала: «Ну, в принципе, давайте попробуем. Выбирай, мальчик, Хобда или Мартук?» Я выбрал Мартук, мне было это ближе, у меня там родственники недалеко жили, и я поехал туда работать.

Моим первым местом работы стала мартукская районная юридическая консультация. Тогда в этот райцентр каждый час ходил из Актобе автобус, билет стоил 1 рубль, но я не часто ездил домой, а оставался в Мартуке. Как-то приспосабливался: родственник привозил молоко в Мартук, я вместе с ним на его молоковозе уезжал, ночевал у родственников в поселке, на выходные уезжал домой. Много работал, участвовал в судебных процессах, много читал всяких книжек, умных, по риторике, как нужно выступать в судах, и так далее. В общем, большая школа. Так прошло полгода, и, наверное, за мои заслуги меня перевели на работу в город.

«Систему нашего правосудия необходимо изменить»

Адвокатура начала 90-х годов от современной особо не отличалась, поскольку цель и задача адвокатуры остались те же - защищать законные интересы граждан, это была и есть основная линия. Естественно, меняли законы, при этом, по возможности, усиливалась роль адвокатуры, по крайней мере. Об этом говорит и президент Токаев, что должна быть сильная независимая адвокатура. Насколько она сейчас сильная и независимая, судить сложно, потому что все изменения законодательства, которые происходят, на мой взгляд - это полумеры, здесь нужно кардинально менять всю систему нашего правосудия. Нужно, прежде всего, убрать карательные функции со стороны прокуратуры, которая занимается только поддержанием обвинения. Ведь цель прокуратуры совсем другая - это надзор за осуществлением законности. Мы тоже хотим, чтобы закон торжествовал, цель у нас одна, но подходы разные. И если дело попало в суд, прокуроры лезут из кожи вон, чтобы оно закончилось наказанием, потому что оправдательный приговор для них будет минусом в работе. Именно поэтому они всеми способами продавливают эти дела через суд. И, суд, к сожалению, в свою очередь тоже не хочет выносить оправдательные приговоры, зная, какие будут последствия: прокуратура будет обязательно выносить протесты, чтобы отстоять свою точку зрения. Поэтому, пока не будет настоящей состязательности процессов между адвокатурой и прокуратурой, дело не сдвинется с мертвой точки.

Я вижу один-единственный путь решения этой проблемы – дела в суд должны поступать без квалификации действий, чтобы суд сам их квалифицировал, тогда суд будет независим, он не будет прислушиваться к тому, как квалифицировал это дело орган досудебного расследования либо прокуратура, которая поддерживает обвинение. Вы собрали материал, собрали доказательства, направляйте дело в суд. А суд решит, и это будет последняя точка. И тогда все проблемы решатся - и коррупция будет побеждена, и суды не будут бояться выносить приговоры, законные и справедливые, поскольку они сами будут квалифицировать действия каждого человека, и прокуратура не будет защищать свои интересы. Добиться этого можно только на законодательном уровне.

«Цель – не смягчить наказание, а оправдать подзащитного»

Сказать, что гражданин преступник, может только суд. Для нас они обвиняемые, подсудимые, подозреваемые. В этом статусе работает адвокат, то есть, пока суд не признал его виновным, человек считается невиновным. Когда человек признает свою вину, естественно, акцент защиты смещается в сторону смягчения того наказания, которое он получит. То есть, здесь уже адвокат говорит о том, чтобы дать минимальный срок человеку - у него есть куча положительных моментов, он сотрудничал со следствием, характеризуется замечательно и так далее. Но если человек не признает свою вину, мы, адвокаты, должны добиваться оправдательного приговора, и позиция адвоката должна быть чёткой. К сожалению, многие адвокаты у нас часто занимают двойную позицию по делу, начинают говорить так: он не виновен, но если всё же признаете его виновным, то дайте ему, пожалуйста, поменьше. Никаких двойных стандартов быть не должно, потому что мы не просим смягчения приговора, мы просим оправдать подзащитного.

Я долгое время был членом президиума коллегии адвокатов, и моей задачей была проверка дел стажеров и тех, кто шёл на аттестацию. Сейчас я председатель аттестационной комиссии, и, проверяя даже лучшие дела аттестуемых за 5 лет, мы находим там какие-то недопустимые ошибки.

Бывали такие случаи, когда адвокат получил приговор, вынесенный не в пользу своего клиента, но не посчитал нужным его обжаловать. Если человек заключает договор с адвокатом, эта стадия договора обязательно заканчивается написанием апелляционной жалобы. Если не доказана вина того, кто обратился за помощью, и это совпадает с твоим внутренним убеждением, что действительно там нет доказательств, естественно, мы идем до конца, проходим все инстанции, вплоть до Верховного суда. Не всегда получается получить оправдательный приговор, но адвокат должен приложить все усилия для того, чтобы грамотно и профессионально защитить своего клиента.

Защищать даже убийц и маньяков

Как можно защищать не очень чистых перед законом людей? Мы защищаем людей, которые просто люди. Насколько они чисты перед законом или нечисты, это решает суд. Естественно, если они попадают в сферу уголовных правонарушений, они уже не чисты. Если чисты перед законом, они не приходят и не просят помощи у адвокатов. Большинство уголовных дел, которыми я занимался, это были дела по убийствам. Мне более понятна эта категория преступлений в плане построения защиты. Очень редко попадались полностью деградированные личности, моральные уроды, если можно так сказать, которых не жалко, которые впоследствии заслуженно получили свою высшую меру наказания. Но, в основном, были убийства ситуативные, когда была какая-то эмоциональная составляющая, либо что-то произошло в жизни человека, то есть здесь в области психологии очень большое поле деятельности для адвоката. И адвокат должен найти все смягчающие вину обстоятельства, найти правильную статью. Если подзащитный обвиняется в умышленном убийстве, то мы должны доказать, что это было не предумышленное убийство, а убийство по неосторожности, либо в состоянии аффекта, то есть поле деятельности очень большое.

Мне приходилось защищать и сексуальных маньяков. Никогда не забуду это дело - оно касалось детей, которых в подъездах насиловал в извращённой форме молодой мужчина, у которого самого было двое детей, две девочки, а жертвам восемь-девять лет. И мне пришлось заниматься этим делом. Моё внутреннее отношение к этому человеку, естественно, было отрицательное, но профессиональный долг и профессиональный интерес заставили меня перечитать всего Фрейда, то, что касалось вот таких лиц, и мне нужно было на чём-то строить защиту, нужно было понять, что повлекло эти действия.

Я неоднократно беседовал с обвиняемым на эту тему: «Как так, у тебя самого двое детей, девочек, представляешь, если с ними случилось бы такое?» А он говорит: «Вы не поверите, я выхожу вообще просто за хлебом, вижу девочку, и меня всё, заклинило, я иду за ней и совершаю эти действия». Я понял, что у человека что-то с психикой.

И вот Фрейда я читал, как сейчас помню, называется «Психология бессознательного», там очень хорошо эти пограничные состояния описаны, я в своей речи использовал это, хотя понимал, что не спасу его этим, потому что экспертиза не дала заключения, что он был в пограничном состоянии и так далее, но, тем не менее, у меня была база для того, чтобы свою защитительную речь выстроить таким образом. Естественно, отношение к нему было негативное, там родственников потерпевших детей полиция держала, чтобы они не кинулись, не разорвали, да и сами полицейские еле держались, чтобы не кинуться и не разорвать…В этом и заключается работа адвоката: чтобы суд понял то, что обвиняемого толкнуло на преступление. Найти, то, что не оправдывает, но хоть как-то объясняет поступок.

Первый в области выигранный процесс с участием суда присяжных

Выигранных дел, которыми я горжусь, много. Были оправдательные приговоры по не менее громким делам. Но дело, которое у меня было в 2009 году, стоит особняком. Тогда только образовался институт суда присяжных в Казахстане, и это было одно из первых дел, которое рассматривалось у нас в области судом присяжных. Оно закончилось успехом благодаря правильной тактике, избранной мной, и благодаря тем присяжным, которые проявили неравнодушие в этом процессе. Мне повезло с присяжными, а им, наверное, повезло с адвокатом, потому что у нас был такой тандем хороший, хотя, конечно, я не имел права ни на кого давить.

Судили четырнадцатилетнего подростка, которого обвиняли в убийстве, причем с отягчающими вину обстоятельствами. Но я очень обрадовался, когда статью переквалифицировали на более тяжелую, на убийство с отягчающими обстоятельствами, потому что именно эта категория подходила под рассмотрение присяжных заседателей. Было предположение, кто на самом деле совершил это убийство, я не могу утверждать, но у этого человека были очень влиятельные родители. Соответственно, я понимал, что только суд присяжных может не быть подверженным этим всем давлениям.

Процесс шёл очень долго, и в результате мы победили, даже родственница, мама этого погибшего парня, в конце заседания поняла, что не он виновен, этот подросток, и была такая радость, когда вынесли вердикт о его невиновности, что даже мама подсудимого и мама потерпевшего обнялись, и это было здорово, потому что действительно мама поняла, что не он убийца её сына. Мой подзащитный очень стойко держался, стабильно давал одни и те же показания (признак того, что он говорит правду). Обвинение основывалось на показаниях одного душевнобольного, на показаниях несовершеннолетнего, и еще на показаниях человека, который не являлся свидетелем этого преступления, и, по мере того, как мы работали над этим делом, обвинение было разбито полностью.



«Дела, которые рассматриваются судом присяжных, должны быть закрыты»

Сейчас вся страна следит по телевидению за процессом по делу Бишимбаева. Лично мне, как юристу, вообще непонятно, почему данное дело транслируется на всю страну. Как можно говорить о независимости присяжных, если человек, который находился в зале суда и был присяжным заседателем, придя домой, может услышать от своих соседей совсем другие версии или совсем другие какие-то вещи, которые они увидели по телевизору и интерпретируют по-своему. Естественно, это не может не накладывать отпечаток на обычного человека, который не является профессиональным адвокатом и юристом - у него может пошатнуться собственное мнение в ту или иную сторону. Это же неправильно. Дела, которые рассматриваются судом присяжных, должны быть закрыты. Не только не транслироваться на всю страну, а вообще быть закрытыми для информации. Это мое убеждение, поскольку иначе теряется смысл всего суда присяжных.

А само дело, которое рассматривается, на мой взгляд, не заслуживает того, чтобы демонстрироваться на всю страну, это случай, в принципе, рядовой. Таких убийств ежегодно совершается у нас в стране, наверное, десятки. То, что это была известная личность, был министром и так далее, это вообще ни о чём, потому что он обычный гражданин, с точки зрения закона. Поэтому я отношусь отрицательно к самой гласности этого процесса.

О преступлении «сообщила» собака

В моей практике было и достаточно много курьёзных и смешных случаев. Например, этот, который произошёл ещё в самом начале моей трудовой деятельности, в 1995-ом или 96-ом году. В горсуде был судебный процесс - рассматривалось дело о краже из частного дома. Давала показания потерпевшая женщина, хозяйка этого дома. Она говорит: у меня работа недалеко от дома, и вдруг прибегает моя собака, которая была привязана, ну, в смысле, во дворе закрыта. Я, говорит, насторожилась, а собака начала лаять и бежит в сторону дома. Я бегу за ней, там два квартала буквально, и вижу, что от моего дома отъезжает машина, гружённая моими вещами. Позвонила в полицию, приехали сотрудники, начали проводить следственные действия. Ну, и, как бы, закончила свой рассказ, и судья обращается к прокурору: «Господин прокурор, у вас есть вопросы к потерпевшей?» Прокурор был пожилой мужчина. Он так встрепенулся и говорит - есть. И задаёт такой вопрос: «Так вы говорите, вам собака первая о краже сообщила?» Первой сползла секретарь суда под стол, потом и весь зал взорвался от смеха, включая подсудимого. Вот такой был смешной случай.

Лишение свободы или лишение всего?

Мы по долгу службы посещаем следственные изоляторы, посещаем места, где люди отбывают наказание. К сожалению, в нашей стране, на всём постсоветском пространстве (да и, наверное, во многих других странах), понятие лишения свободы включает в себя лишение всего.

То есть человек, когда лишается свободы, он вместе с ней лишается и всего остального - общения с семьёй и друзьями, мобильной связи, интернета, телевидения. Он лишается всего, хотя приговаривается именно только к лишению свободы. Но, если взять развитые страны, там тюрьмы обеспечены буквально всем - и спортивными площадками, и интернетом, и возможностью заработать деньги, и питаться чуть ли не как в ресторане. То есть люди просто лишены свободы, они не могут покинуть какую-то ограниченную территорию. Их ограждают, чтобы они не совершили нового преступления. Но это не значит, что человек должен лишаться нормальных условий жизни, удовлетворения своих, нормальных человеческих потребностей. А у нас даже на стадии, когда человек еще не признан виновным, находясь в следственном изоляторе, он попадает в жесточайший режим и лишается всего. И большинство людей возвращаются оттуда сломленными, морально искалеченными, от безысходности уходят с головой в религию. Я считаю, что это неправильно, и с этим нужно что-то делать, что-то менять…

Кроссворды для счастливого человека

Зачастую потерпевшие или их родственники перекладывают свою ненависть к преступнику на его адвоката, хотя мы с ними не имеем ничего общего, а только занимаемся своей работой. Соответственно, негатив, который идет от них, волей-неволей передаётся нам. Расслабить, дать возможность отвлечься может только домашняя обстановка и круг семьи или близких друзей. Я очень люблю решать кроссворды, меня это успокаивает. Мы покупаем их немереное количество, всегда перед сном полчаса занимаемся решением кроссвордов, и потом идем спать. Говорят, что счастливый человек – это тот, кто с удовольствием идёт на работу и потом с удовольствием возвращается домой. Вот я, наверное, счастливый человек.

Беседовал Марат ТАНКАЕВ

Автор: